№1

КОПИИ ПИСЕМ, НАПРАВЛЕННЫХ МЕЛЬЕЙ ЦЕНТРАЛЬНОМУ КОМИТЕТУ И ОДНОМУ ИЗ ЕГО ЧЛЕНОВ.

РУИС [1]:

Я надеюсь, что предпримешь шаги для того, чтобы заседание, о котором я прошу, прошло как можно скорее. То, что меня обвиняют в мое отсутствие и без состоявшегося суда – трусость. Только трусы и завистники могут поступать подобным образом. Тебя я в этом не обвиняю, однако, если мне не дадут возможности защитить себя, я заявляю, что все, действующие подобным образом в отношении меня, являются негодяями.

Подписано Х.А.Мельей 1925 г.

 

Кинта Депендьенте 28 декабря 1925 г.

ЛЮБОМУ ИЗ ЧЛЕНОВ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА К.П.

Ввиду трусливых и бездоказательных обвинений, выдвинутых Комитетом против меня в мое отсутствие и без состоявшегося суда, я прошу о чрезвычайном собрании настоящего Комитета в месте и в день, оговоренном на его заседании.

Подписано Х.А.Мельей 1925 г.

Имеется постскриптум, гласящий:

Надеюсь, что буду извещен о заседании заблаговременно

Подписано Х.А.М.

Фонд 495, опись 105, дело 2, лист 34. Машинописный текст на испанском языке, копия..

 

№2

[Протокол партийного суда над Х.А.Мельей]

 

Коммунистическая партия Кубы

 

Партийный суд, назначенный Центральным Исполнительным Комитетом для суда над товарищем Хулио Антонио Мельей, обвиняемым в недисциплинированности, несоблюдении субординации, тактическом оппортунизме, грязных отношениях с буржуазией и отсутствии чувства солидарности, состоящий из товарищей Х.Пеньи[2], А.Руиса, А.Баррейро[3], Х.Рего[4] и М.Макинсона[5], решает начать заседание с расследования обвинений, с чем согласились все, включая товарища Мелью, давшего письменные ответы. Председателем суда избран товарищ А.Руис, открывший  заседание.

Допрос. Первый вопрос. Объявление голодовки без консультаций с Ц.И.К., при том, что данный акт  является [весьма] важным и при том, что [Мелья] имел возможность проконсультироваться.

Ответ: Отрицает возможность сообщить ЦК о своем решении объявить голодовку, так как у него не было контакта ни с одним из членов Ц.К. Говорит, что принял свое решение через несколько дней после ареста, не имея официальных известий о какой-либо деятельности Ц.К. в этой связи, точнее в их отношении, не зная, в состоянии ли он [Ц.К. – В.Х., Л.Х.] действовать в защиту арестованных и в интересах пролетарского класса в данный момент.

Полагает, что все обвинения должны основываться на письменном рассмотрении  [? - В.Х., Л.Х.] доказательств, о чем должно быть сообщено обвиняемому. Сожалеет также, что первое обвинение гласит, что у него была возможность проконсультироваться с Ц.К., ибо у него не было возможности проконсультироваться относительно своего желания выразить протест, который он полагал полезным, уверенность эта была подтверждена, по его мнению, произведенной агитацией, которая, по его мнению, также должна была быть использована товарищами для ведения пропаганды в защиту идеалов; [заявляет] что он проконсультировался с теми товарищами из близких к партии организаций, которые посещали его в тюрьме – из Антиимпериалистической Лиги, Народного Университета Хосе Марти – и получил положительный ответ.

Большинство товарищей из этих организаций полагали полезной его жертву. Как он подчеркивает и указывает сейчас, у него не было желания не подчиняться Центральному Комитету, а наличествовало лишь желание послужить общему делу.

Он указывает, что обратился в Центральный Комитет с письменным посланием, сообщающем о возможной форме выражения им своего скромного мнения, но не получил ответа на это послание, не видел ни одной официальной весточки ни от одного из членов Ц.К., и до 4 декабря, когда объявил голодовку, был в неведении [...]

Ответ суда. Товарищ видел тт. Переса Эскудеро[6] и Берналя[7] за три-четыре дня до того, и мог сообщить [о своем решении] через товарищей из Лиги или через свою жену.

Что касается его неведения, то этому нет подтверждений, так как в любом случае, в отношении переписки, если и на самом деле возможностей связаться не было, то ни один коммунист не мог бы принять самолично решение при наличии партии и высших организаций. Решение о голодовке может быть принято после рассмотрения партией ее последствий и всегда лишь как последнее средство. Следует запомнить раз и навсегда, что у нас есть долг по отношению к партии, представляющей [рабочий] класс.

Консультация с близкими партии организациями также ничего не подтверждает; как Н.У., так и А.И.Л. не являются коммунистическими организациями, ни хотя бы чисто пролетарскими,  как показывает абсолютная скрытность в том, что касается их деятельности, демонстрируемая ими в отношении Партии. Несмотря на близость [к партии] товарищей, входящих в эти организации, они также не смогли сообщить Ц.К. его предложение о начале голодовки. Или близкие товарищи тоже были арестованы?

Послание [Мельи] рассматривалось на заседании [руководства КПК] 28 ноября; товарищ Берналь говорит: «Я разговаривал с Мельей и упомянул о возможной студенческой акции посредством манифестов, в которой партия могла бы принять участие. Мы думаем выпустить апокрифические студенческие манифесты». Упомянутый товарищ говорит также, что вы говорили о типографии и что Вы в понедельник 30 ноября ничего не сказали ему о своем намерении.

Ц.К. не имел возможности установить с Вами в тюрьме ежедневную связь, поскольку четверо его членов преследовались властями, один не подходил для этого, еще один был болен, а товарищи Руис и Эскудеро были заняты поисками типографии.

Товарищу Руису были запрещены [Центральным Комитетом] визиты в тюрьму, так как он был единственным членом Ц.К., остающимся на свободе. Все это товарищу хорошо известно.

2-й вопрос. Объявив голодовку против Ц.И.К.  и трудящихся, Вы не признавали власть Ц.И.К. Объясните, какую цель преследовали Вы этой деятельностью.

Ответ. Категорически отрицает, что голодовка была объявлена против Ц.К. и трудящихся. Он сожалеет, что нет официальной информации: его заявления, письма и прочих материалов, которые опровергли бы это обвинение.

[Мелья] говорит, что предложил своей добровольной жертвой, одобренной вышеозначенными организациями, единственными, с кем он находился в контакте, выразить свой протест в единственно возможной форме, против чудовищной несправедливости, которую представлял его процесс – то, что он был помещен в тюрьму из-за взрывов 17 сентября, хотя вероятнее всего, причина коренилась в сафре и деятельности Антиимпериалистической лиги, Ц.К. и была также связана с деятельностью студенческой секции Лиги, организовавшей манифест, открыто участвовавшей в университетском конфликте с целью объединения антиимпериалистических сил колоний; дело было также и в его пропаганде в Университете, куда ему было запрещено входить, так как был оттуда исключен. Это казалось ему главной причиной правительственной жестокости, и поэтому он протестовал; его протест никому не повредил, а лишь продемонстрировал несправедливость.

Ответ (Суда). Ответ на второй вопрос не удовлетворяет суд. Конечно, господа Гурвич[8] и де ла Пласа[9] нас официально известили о его деятельности и намерениях – на заседании Ц.К.* Заметьте, что для этой крайней меры оказалось возможным послать сообщение. – Сообщение о принятом Вами решении, несмотря на приход Ваших близких друзей, не было воспринято правдоподобным – столь чудовищным оно выглядело, пока письмо интеллектуалов, сообщение адвоката и Ваши публичные заявления не подтвердили информацию об этой абсурдной и необъяснимой деятельности. Товарищ видит, что есть доказательства. Предложения были сделаны наилучшие, но деятельность, похоже, демонстрирует обратное. Что касается предложений, то коммунист не может руководствоваться велениями своих чувств, а должен взвешивать свои шаги, консультироваться с партией и всегда действовать в согласии с ней, в любом случае.

3-й вопрос. Объявление голодовки отдельно от прочих заключенных, без переговоров с ними.

Ответ: Говорит, что объявил голодовку сепаратно: 1) потому что сообщение товарищам по заключению своего предложения лишь в трех случаях вызвало серьезную аргументацию, которой оно требовало; во всех остальных случаях речь шла о настоящих предателях (был среди них субъект, который общался с убийцей Энрике Вароны[10], капитаном Вихилем Менендесом, и были такие, кто трубил об успехе, будучи поздравленным министром внутренних дел). Разговоры с некоторыми другими заключенными в тюрьме закончились лишь издевательствами и насмешками, и этих личностей не стоило брать в расчет ни как пролетариев, ни как людей.

С тремя указанными товарищами [Мелья] не захотел продолжать консультации и беседы о необходимости объявления голодовки, полагая, что предлагать этим товарищам принять участие в голодовке было бы преступлением, так как те были очень слабы и больны.

Ответ суда: Ц.К. расследовал подлинность заявления в отношении трех указанных товарищей. Пеничет[11] и Родригес[12] категорически заявили, что не только отвергли обсуждаемое решение, но и абсолютно не знали о его предложениях и хлопотах другого характера; то есть, Вы действовали изолированно от них. Т.Вальдес[13] не помнит точно, был ли он проинформирован. Кроме того, то, что эти товарищи были больны, не оправдывает Ваше поведение – в случае, если было так, как Вы говорите, Вы поступили хорошо, не втянув трех рабочих в авантюру, но если это [голодовка – В.Х., Л.Х.] и было плохим делом в отношении здоровья трех человек, то для огромной задачи навсегда покончить с эксплуатацией человека человеком, данные обстоятельства не имели ни малейшего значения. Ясно, что это было не частным делом, а относилось ко всему процессу в целом, поэтому, безусловно, то, что Вы сделали – плохо.

Четвертый вопрос: Заявления Вашего адвоката, появившиеся в газете «Эль Диа» 18 декабря (смотри прилагаемую газету) – не были немедленно и публично опровергнуты.

Ответ: Говорит, что был не согласен с заявлениями адвоката. Он не видит оснований считать, что он мог быть согласен с этой деятельностью [адвоката] из-за того, что он не опроверг заявления, ибо к этой дате, 18 декабря, он уже не читал и даже не мог двигаться. Говорит, что все эти хлопоты осуществлялись без консультаций с ним, ибо всем известно, что даже простая беседа при такой слабости повлекла бы за собой потерю множества калорий, что приблизило бы смерть. Когда он прочел газету, будучи уже здоровым и на свободе, он спросил адвоката об этом заявлении, и тот ответил, что оно касалось не рабочих, а лишь студентов, которые в предшествующие дни сделали официальное заявление через Федерацию студентов, демонстрируя полное отсутствие связи с ним и его положением. Он также указывает и утверждает сейчас, что единственный человек, несущий ответственность за это заявление – это его адвокат.[ ...]

Говорит, что не стал исправлять декларацию по прочтении, так как уже получил новости о манифестах партии и о письме, полученном вечером 22 декабря, в котором содержалась большая серия обвинений, оскорблений и т.п. и счел необходимым ничего не говорить, пока не встретится с Ц.К. Кроме того, в заявлениях, сделанных для Эральдо де Куба, он сказал, что «социальная справедливость станет реальностью для всей Америке благодаря усилиям пролетарских масс». Это очевидно не является заявлением против пролетариата, а наоборот, стало заявлением в его пользу и проникнуто верой в историческую миссию последнего.

Ответ суда: В этом ответе т. защищается отговорками и оправданиями, неподходящими честному коммунисту. Нельзя объявлять голодовку ни против студенческой массы, хотя бы та и заявляла что-то враждебное, ни против человека, как это сделал он, а лишь в защиту конкретных идей, что является много более важным; ибо ответственность несут ее [студенческой массы] руководители, а не она сама. Тактика состоит в том, чтобы отделить массу от ее лидеров и предателей, хотя бы и казалось, что они придерживаются одинаковых взглядов. Т[оварищ] в своем заявлении смертельно оскорбил наиболее близкую нам часть буржуазии, тех, кого легче всего использовать в нашей антиимпериалистической деятельности.

И это при том, что его товарищи по политико-социологическим идеям – это студенты, а он действует против них, разделяющих эти идеалы. Есть ли у студентов сегодня те политико-идеологические идеалы, на которых основывает т[оварищ] свою деятельность? Тогда кто же на Кубе говорит об этих экзотических политико-социологических идеалах и проповедует их?

Множеством поворотов, которые пытается совершить т[оварищ], он делает ничто иное, как идет по пути софизмов. Но есть и более грустные факты: «не стал исправлять эту декларацию по прочтении, так как уже получил новости о манифестах партии и о письме, полученном вечером 22 декабря, в котором содержалась большая серия обвинений, оскорблений и т.п. и счел необходимым ничего не говорить, пока не встретится с Ц.К.». Беспристрастный анализ этих слов приводит нас к далеко идущему выводу о том, что товарищ не сможет оставаться с нами. Он не исправился, потому что партия уже выпустила манифест, в котором подвергла критике его деятельность, он полагал, что истинным ответом честного коммуниста на эту критику должно было стать молчаливое ожидание и отказ от опровержения заявлений д-ра Виамонтеса! Вот какую войну хотел развернуть т[оварищ]: с одной стороны товарищи, инквизиторски его обвиняющие в прегрешениях, а с другой – он со свои адвокатом и его Комитетом; мол, если бы не было манифеста и письма, было бы и исправление ошибок. [...] Поднимаемый вопрос – это вопрос индивидуализма, ибо ни один коммунист не будет считать себя оскорбленным критикой, даже самой жесткой, исходящей от его товарищей. Коммунист не оскорбляет другого коммуниста, а тот, кого оскорбляет критика со стороны коммунистов и коммунистических организаций, демонстрирует наличие высокой концепции чести (буржуазной концепции) и обидчивость стыдливой девушки,  вместо чего подлинный твердый коммунист должен заняться самокритикой в духе ленинизма.

Пятый вопрос: отказ от протеста против аргументов, выдвинутых буржуазией против его ареста (то, что он не мог быть замешан в террористические акты), стал косвенным подтверждением того, что его товарищи по процессу могли быть замешаны в этих преступлениях.

Ответ: говорит, что он не несет ответственности за протестовавших [против его ареста] на всем континенте и не являлся их координатором, каждый из них протестовал соответственно своему темпераменту и принадлежности к определенному социальному классу. Будучи отпущен на свободу, он постоянно повторял, что этим он «обязан народу». В этом же заявлении он вновь подтвердил свое кредо борца из пролетарского класса. Он отрицает обвинение, не считая несмотря себя ответственным за то, что кое-где буржуазия заявляла, что он невиновен, а его товарищи виновны; в своем заявлении для Эральдо де Куба, в первом же его абзаце, он заявил, что они должны быть отпущены на свободу и что справедливость должна распространяться на всех.

То, что некоторые интеллектуалы и другие личности не упоминают рабочих (хотя он тут ни при чем), то по этому поводу он повторяет, что обязан всему миру [своей свободой] , и может заявить, что эти люди знают его в частной жизни как друга, и он не мог в своем больном состоянии диктовать им форму их протеста, кроме того, во многих из них,  большинстве этих протестов говорилось обо всех. Заявление о том, что он невиновен и что все остальные находятся в тюрьме по тем же причинам, что и он, ясно показывает, что невиновны все арестованные. Никто не поверил в смешную петарду, взорванную в билетной кассе Пайрета. Все смеялись над этим, не собираются же товарищи из партийного суда поверить (или заявить об этом), что эту петарду подложили не агенты тайной полиции, желавшие распустить профсоюз фабричных рабочих.

[...]

Ответ суда: То, что товарищу неизвестно, где и когда буржуазия заявляла о том, что он невиновен, не может являться оправданием; такое заявление присуще было бы наивному индивидууму, а не марксисту. Газеты Эральдо де Куба и Эль Диа четко подтверждают, какова была деятельность буржуазии в его случае. Кроме того, товарищ уклонился от ответа. Его просили дать ответ, ибо он [тогда] не опроверг постоянные утверждения буржуазии о том, что лишь он не виновен в приписываемом арестованным обвинении; должным поведением [коммуниста] стало бы распространение этого заявления на остальных товарищей, к чему обязывала солидарность.

Объяснение относительно того, что интеллектуалы не упоминали рабочих потому, что они «его знали лично» (а не рабочих), демонстрирует наличие личных грязных связей с буржуазией, которые Коммунистическая партия потребовала не рвать, а вместо этого использовать во благо рабочего класса. Ленин сказал: «Следует научиться использовать наших врагов»; но использовать их в интересах класса, а не для личной выгоды. Ответ товарища затрагивает тему всеобщей справедливости  [...] Говорить об осуществлении справедливости при том, что революция не началась, а реакция бушует, тогда, когда распускаются [рабочие] организации, тогда, когда вершатся нападки на рабочую партию и без разбора бросаются в тюрьмы те, кто пытается увеличить ее силы, как кажется скромным членам настоящего суда, такой глупостью, что мы не можем воспринимать эти заявления всерьез. Нет другой справедливости, кроме классовой справедливости; сейчас она направлена против нас, после революции и взятия власти она обратится против них. Ваша концепция справедливости лишь запутала рабочих, которые воспринимали Вас как астронома, вычерчивающего эллипсы, то общие, то конкретные. Если бы было так как Вы говорите (а ничего подобного на самом деле нет), то нам следовало бы сегодня уже распустить К.П., так как обвиняемы товарищи отпущены на свободу. Уже есть всеобщая справедливость.

Шестой вопрос: неподчинение решению Ц.К. о прекращении голодовки несмотря на то, что об этом решении было дважды сообщено.

Ответ: Предполагаемое решение Ц.К. в письме без подписи было мной получено, но оно было составлено в столь несправедливой оскорбительной форме, что я не поверил в то, что это может быть решением Ц.К. К.П. в отношении умирающего, голодающего к тому времени 17 дней. В этом письме говорилось, что это первое сообщение, направленное мне (строчка 3), что я уже пояснял в прошлом пункте, что мне доставили устное сообщение, а я не получил его и по-прежнему утверждаю, что его не было. (ТОВАРИЩ НЕ ЗАХОТЕЛ ПОДДЕРЖИВАТЬ СВЯЗЬ С Т.ГЕНЕРАЛЬНЫМ СЕКРЕТАРЕМ, КОТОРОМУ БЫЛО ПОРУЧЕНО СООБЩИТЬ О ПРИНЯТОМ РЕШЕНИИ). [...]

 

Фонд 495, опись 105, дело 2, лист 13-17. Машинописный текст на испанском языке, подлинник, имеется печать Генерального Секретаря Коммунистической Группы Гаваны.

 

 

№3

ВЫНЕСЕННЫЙ ПРИГОВОР

 

Нижеподписавшиеся члены суда после всеобъемлющего изучения предъявленных пунктов обвинения, прозвучавших на суде в связи с поступками, совершенными товарищем Мельей, предлагают Центральному Исполнительному Комитету Коммунистической партии Кубы следующее:

 

ПРИГОВОР.

Товарищ Хулио Антонио Мелья, активный член Коммунистической партии Кубы и секретарь Ц.И.К. по агитации и пропаганде, совершил следующие проступки: 1) недисциплинированность; 2) неподчинение решениям Ц.И.К.; 3) ошибки в тактике, вредоносные в отношении интересов партии; 4) личные грязные отношениях с буржуазией, направленные против пролетариата и 5) отсутствие прочного чувства солидарности.

 

Партийный суд, назначенный Центральным Исполнительным Комитетом Коммунистической партии Кубы, предлагает следующее наказание, принимая во внимание смягчающие обстоятельства – небольшой срок пребывания т.Мельи в партии и его классовое происхождение: 1) полное прекращение политической деятельности в течение трех месяцев; 2) прекращение деятельности в Коммунистической партии на срок два года, об обоих наказаниях товарищ должен получить официальное уведомление Центрального Комитета; 3) сообщение о принятом решении – в частном порядке и публично – в партийной прессе – после утверждения данного решения высшими инстанциями.

 

Подтверждаем вышесказанное:

Председатель Суда                                                                Член Суда:

А.Руис                                                                                    Лукас Качейро[14]

Член Суда: В.Феликс [15]                                                         Секретарь Суда

Член Суда: Х.Педрин [16]

________________________

 

Центральный Исполнительный Комитет утвердил вышеприведенный приговор в его частях 2) и 3); что касается части 1), она была изменена на следующую: 1) полное прекращение общественной деятельности в течение двух месяцев.

Заверяю вышеизложенное,

                        За Центральный Исполнительный Комитет

                        Коммунистической партии Кубы

                        Франсиско Перес Эскудеро

                        Генеральный Секретарь

 

Фонд 495, опись 105, дело 2, лист 22. Машинописный текст, подлинник, подписи – автографы.

 

№4

[Письмо КПК Генеральному Секретарю Коминтерна]

 

Коммунистическая партия Кубы

 

Генеральному Секретарю Коммунистического Интернационала

 

Товарищ:

Ц.И.К. коммунистической партии Кубы направляет Вам все материалы, имеющие отношения к партийному суду над известным Вам товарищем Хулио А.Мельей, обвиненным в следующем: 1) недисциплинированности; 2) неподчинении решениям Ц.И.К. [КПК – В.Х., Л.Х.]; 3) фундаментальным тактическим ошибкам, нанесших вред интересам партии; 4) личных грязных отношениях с буржуазией, направленных против Ц.И.К.; 5) отсутствии прочного чувства солидарности.

Ц.И.К. [Коммунистической] партии Кубы, принимая во внимания положение партии, появившейся на свет во время разгула репрессий, счел необходимым и исключительно важным предпринять энергичные меры в отношении товарища, совершившего оппортунистические поступки, являющегося одним из руководителей партии, ибо если не искоренить такую деятельность в зародыше, она способна вызвать гораздо более тяжелые последствия для партии, чем уже имеющиеся.

Прилагаемые материалы освобождают нас от необходимости давать дальнейшие объяснения. Мы хотим знать Ваше мнение в отношении этого грустного инцидента; мы – новички в коммунистической борьбе и Ваш взгляд на положение вещей, будет для нас весьма полезен.

 

Ждем ответа,

Ваши за дело коммунизма,

 

За Центральный Исполнительный Комитет

Коммунистической партии Кубы

Генеральный Секретарь

Франсиско Перес Эскудеро

 

Фонд 495, опись 105, дело 2, лист 48. Машинописный текст на испанском языке, подлинник, подпись – автограф.

 

№5

Копия письма, направленного Рафаэлю Каррильо [17]: Апартадо 613.

 

Гавана, 23 марта 1926.

Товарищ секретарь ЦК КП Мекс.[ики]

 

Уважаемый товарищ:

ЦК КПК на своем заседании рассмотрел деятельность, осуществляемую в Вашей стране г-ном Мельей, исключенным из нашей партии, в связи с ее важностью для престижа и распространения коммунистических идеалов на Кубе. Во имя интернационального долга, объединяющего все партии К.И., просим Вас не забывать, что указанный бывший активист является превосходным и наглым саботажником коммунистических идеалов, с которым надлежит порвать все отношения, и уж, конечно, не поручать ему какие-либо дела, как будто он все еще служит идеалам, которые он в действительности постыдно предал на Кубе.

Мы полагаем, и хотим, чтобы это поняли товарищи в Мексике, что К.П. [Кубы] в силу своей молодости и некоторых скромных результатов ее работы заслуживает внимания, а ее сообщения должны восприниматься со всей серьезностью, ее правота и правомерность ее поступков не должны ставиться под сомнение; надлежит выслушать П.[артию], прежде чем полагаться на мнение руководителя с неустойчивыми взглядами, который только и делает, что саботирует недостойными методами нашу героическую работу; вышесказанное не означает, товарищи, что мы отвергаем ваше восприятие данного неприятного дела и ваши мудрые оценки его; однако форма, в которой действует г-н Мелья и  которую он выставляет напоказ, отвергая нашу правомочность, ему и его друзьям кажется, что в довершение того тяжелого положения, в котором находится коммунистическое движение на Кубе, вы поддерживаете эту позорную работу с целью использовать некоторых членов нашей П. [артии], указывая, что это вопрос персональный, в то время, как несомненно, что это яркий пример коммунистической доктрины и тактики; этим индивидуумам, не имеющим ничего общего ни с пролетариатом, ни с коммунизмом,  также кажется, что «мосты еще не сожжены», что вы не только пытаетесь отвергнуть правомочность достойных активистов, но и активно поддерживаете ренегата коммунистического движения, ловкого симулянта, позоря в международном масштабе достойную К.П., поучая и ориентируя ее в случае необходимости; однако их смешная роль очевидна трудящимся массам, они не могут создать мощный сектор дисциплинированных бойцов, завоевав доверие пролетариата страны и руководство им.

Г-н Мелья просит некоторые рабочие организации, не обладающие ни сознательностью, ни классовым чутьем, не способные оценить совершенное им, чтобы они направляли ему копии свидетельств, подтверждающих, что он не является «предателем», из чего видна каверзность вопроса – он пытается заполучить от Комитетов Организаций, враждебных коммунистическому движению или безразличных по отношению  к нему подтверждение того, что он не «предатель», поскольку мы его обвиняем в оппортунизме и дезертирстве, а теперь, после партийного суда, в том, что он предал наши идеалы, доказательства чему Вы найдете в оскорбительных письмах, рассылаемых им, отрицая нашу правомочность и честность для того, чтобы судить его, насмехаясь над П.[артией], которая боится восславить повстанческий дух сознательного революционера.

Кроме того, он занялся перепиской с некоторыми людьми с целью создания мельистской ячейки для борьбы против П.[артии], начав уже фактически свою антикоммунистическую работу.

Также нас удивляет, что секретариат ЦК КПМ доверил г-ну Мелье наш секретный адрес (он был известен только вам), чтобы вышеуказанный индивидуум также мог писать по этому адресу.

Итак, направляя Вам копии документов, подтверждающих, что Мелья в полном смысле этого слова ренегат наших идеалов, достойный осуждения, ЦК КПК именем международного долга [коммунистов] настаивает, чтобы Вы рассматривали г-на Мелью, как исключенного из нашей П.[артии], обращались с ним как с таковым, и не насмехались над нашими принципами и тактикой, основой нашей партии и [Коминтерна? – В.Х., Л.Х.].

Надеемся на Ваш возможно более быстрый ответ.

Братски Ваш,

 

За Исполнительный ЦК

подпись

Генеральный Секретарь

 

Фонд 495, опись 105, дело2, лист 23. Машинописный текст на испанском языке, копия.

 

№6

[Письмо КПК членам ЦК КПМ]

 

Коммунистическая Партия Кубы

Гавана, Куба, 31 мая 1926.

 

Товарищи члены Ц.К. К.П.М. (с[екция] К.И.).

 

Здравствуйте:

В ответ на Ваше письмо от 13 марта, сообщаем Вам, что на первой конференции К.П.К., прошедшей 20 мая этого года, Ц.К. К.П.К. (после рассмотрения общих вопросов) представил на рассмотрение конференции дело г-на Хулио Антонио Мельи, и, после прочтения Вашего вышеупомянутого письма, было принято решение, что члены Президиума конференции (нижеподписавшиеся товарищи) ответят на Ваше письмо от 13 марта по поводу дела Мельи; что мы и делаем с превеликим удовольствием.

Рассматривая дело Мельи Ц.К. проинформировал конференцию обо всей своей деятельности в отношении дела Мельи и суда над ним. После этих докладов большинство делегатов конференции приняли участие в освещении результатов суда Ц.К. и деятельности Хулио Антонио Мельи, показывая, что Мелья действовал по собственной инициативе, постоянно нарушая дисциплину и устав партии, что и послужило причиной суда и вынесенных на нем решений.

Мелья находился в контакте с Ц.К. К.П.К. с первого же дня своего заключения. Мелья, его арестованные товарищи и Ц.К. достигли соглашения в отношении порядка осуществления их защиты, однако после этого Мелья начал действовать по собственной инициативе и даже не объяснил свои действия. На суде Мелья выразил сомнения в отношении правомочности Ц.К. судить его.

После суда Мелья отсутствовал в Гаване, о чем известно из его писем одному из членов Ц.К, одному из членов К.П.К., другим лицам и в ежедневную прессу, о его решении выехать из страны нам стало известно уже после его приезда в Мексику. Это демонстрирует недисциплинированность Хулио Антонио Мельи в отношении Ц.К. К.П.К.

Долгом Мельи, считающим себя (как он сам говорит) коммунистом, и знающим устав К.П. и о дисциплине, принятой в К.И., было подчиняться этим уставу и дисциплине, однако его деятельность лишь противоречила им, деморализуя Ц.К. и саму К.П.К., такие контрпродуктивные действия недопустимы.

Во всех проблемах, вызванных делом Мельи, нет ни одной, которая могла бы подтвердить [заявления о том], что Ц.К. или К.П.К. действовали вопреки функциям «Антиимпериалистической Лиги», напротив, Ц.К. всегда рассматривал «Антиимпериалистическую Лигу» как свой настоящий успех, и оказывал ей насколько возможно большую помощь. Это Мелья и чуждые делу коммунизма элементы «Антиимпериалистической Лиги» действовали против Ц.К. и К.П.К., выступая от имени коммунистов, обращаясь к массам и организованным  трудящимся с идеями «коммунистического мельизма», безответственными, подозрительными, злонамеренными, оппортунистическими и желтыми идеями, направленными против К.П.К.

Для того, чтобы «Антиимпериалистическая Лига» плодотворно действовала в пролетарской борьбе, насущно необходимо существование подлинно «коммунистической большевистской» партии, направляющей ее, деятельность же Мельи противоречила этим целям, демонстрируя тенденции обращения «Лиги» к К.П.К. У Мельи была возможность большевизировать «Антиимпериалистическую Лигу», если бы он подчинялся дисциплине партий К.И., но вместо того, чтобы действовать так, как должен действовать большевик, он действовал как желтый оппортунист, создавая деморализующее противодействие, едва не разрушившее К.П.К. и даже саму «Антиимпериалистическую Лигу», такая деятельность противоречит коммунистическим принципам К.И., указывающим, что все коммунисты-большевики обязаны организовывать и консолидировать секции партий, входящих в К.И.

Мелья, не соглашаясь с тем, что его действия привели к деморализации в рядах К.П.К. и «Лиги» уехал из страны, не получив на это предварительного разрешения, оставив дела в состоянии почти полной дезорганизации и развала, руководствуясь при этом неизвестными нам мотивами. Мелья вышел из тюрьмы благодаря давлению общественного мнения, что являлось гарантией того, что он находится в безопасности, но вместо того, чтобы заняться тем же, что и его товарищи делали по выходе на свободу в сложившейся ситуации, он уехал, бросив запутанные и расстроенные дела.

В последние месяцы пребывания Мельи здесь стали для партии и самой «Лиги» столь же разрушительными, как и время его отсутствия в стране. Это подтверждается деятельностью руководства Народного Университета Хосе Марти. Его руководства исключило с кафедр университета товарищей Берналя и Руиса. Несколько дней спустя, 3 мая, учащиеся этого университета были созваны на заседание в Центре Общества крутильщиков сигар Гаваны. Когда преподаватели и ученики собрались в Центре, началось заседание, на котором руководители Н.У.Х.М. сообщили, что было принято единогласное решение исключить из университета и его руководства товарищей Берналя и Руиса за их порицания Хулио Антонио Мельи, основателя настоящего университета, преподаватели которого не могут позволить, чтобы в нем находились индивидуумы, критикующие основателя Народного Университета. Учащиеся могут участвовать в обсуждении, но не могут голосовать. Если учащиеся не согласны с решением руководства, то оно подаст в отставку. На этом был сделан особый акцент, учащимся дали понять, что им придется выбирать между руководителями и товарищами Берналем и Руисом. Сперва было предоставлено слово преподавателям, а затем смогли выступить и учащиеся. Выступавшие преподаватели защищали руководство, приветствовали деятельность Мельи и высказывались против товарищей Берналя и Руиса, назвав их настоящими коммунистами. С речами выступили все преподаватели, было дано слово и нескольким учащимся, которым воспользовались несколько опытных рабочих, уполномоченных для того, чтобы поднять свой пролетарский голос против компромисса, на который пошли студенты, порвавшие с демократическими принципами, которые они же защищали в Национальном Университете. [Они указали] что Народный Университет является образовательным учреждением и что преподаватели имеют право исповедовать любую идеологию, что является контр-продуктивным исключать из него двух коммунистов, не имея доказательств того, что они заявляли, что Мелья является предателем рабочего класса.  Преподаватели выступили с ответными речами, затем вновь выступили учащиеся, и скандальный диспут привел к тому, что председатель Общества крутильщиков сигар Гаваны попросил очистить помещение, указав, что помещение было предоставлено для обычных занятий Н.У., а не для заседания. Все закончилось, хотя решение так и не было принято.

У Ц.К. К.П.К. не было иного выхода, кроме как отложить вопрос о Н.У. с надеждой на то, что со временем он будет разрешен.

Такова была ситуация в коммунистическом движении, когда Мелья покинул страну.

Поскольку все усилия первой конференции К.П.К. были направлены на создание и консолидацию настоящей большевистской К.П., укрепление всех ее секций и руководство ими на базе принципов, тактики и стратегии К.И., первая конференция К.П.К., естественно, утвердила резолюцию и выводы Ц.К. К.П.К. по делу Мельи, это было осуществлено единогласным голосованием первой конференции.

Мы, нижеподписавшиеся, уполномочены первой конференцией К.П.К.  заверить Вас, что К.П.К. готова принять любые предложения, направленные на ее упрочение и большевизацию и укреплять ориентацию на К.И., ибо единственная цель КПК – это победа коммунизма и К.И. во всем мире.

 

За президиум первой конференции К.П. Кубы, братски Ваши,

 

Лукас Качейро                                               Грегорио Марреро [18]

Секретарь                                                       Председатель

 

Хоакин Вальдес

Секретарь

 

Фонд 495, опись 105, дело 2, листы 44-46. Машинописный текст на испанском языке, подлинник, подписи – автографы.

 

№7

[Информационный доклад о КПК]

{...}

Центральный Комитет собрался на следующий день после ареста генерального секретаря[19] и опубликовал подпольный манифест, который был частично воспроизведен буржуазной печатью и послужил поводом для нового процесса против Ц.К.

Ц.К., как и решил конгресс коммунистической группы, занялся организацией К.П. и сконцентрировал свое внимание и свою деятельность на борьбе против жестоких нападок, жертвой которых стала К.П. К.П. опубликовала новый манифест против этих нападок, против арестов и высылок иностранных рабочих.

Ц.К. приступил к организации коммунистической партии путем организации ячеек. Была сделана попытка публикации заводской газеты. Пресса же партии не выходила из-за отсутствия средств, и из-за того, что власти приостановили ее выпуск. К.П. осталась изолированной.

Во время преследований рабочих железных дорог севера страны был убит [их] лидер Вороно[20], что было направлено против всего кубинского пролетариата. К.П. смогла собрать протесты лишь нескольких организаций.

Незадолго до того Мелья и других рабочие элементы, члены Партии, были привлечены к судебной ответственности и арестованы по обвинению в подкладывании бомбы под дверь театра.

Партия продолжила свою деятельность в нелегальном положении. Она развилась и достигла численности в 127 членов. Она организует в настоящее время группу из приблизительно тридцати коммунистов. Она готовит публикацию своего органа с корреспондентами в провинциях и в сельской местности, она продолжает борьбу среди крестьян, являющихся частью федерального комитета, о котором мы говорили прежде, и борется за то, чтобы Рабочая Федерация не оказалась похоронена правительственным управлением после того, как два члена ее комитета продались правительству. Партия развивает организацию ячеек, которые собираются регулярно раз в неделю, при помощи члена Ц.К. она пытается реорганизовать Р.Ф., почти уничтоженную жестокими преследованиями жесткий, результатом которых стало то, что она расположилась в крайне бедном помещении.

Что касается внешних контактах партии, то присутствие Мельи в Мексике послужило тому, что мексиканская К.П. заняла враждебную позицию в отношении К.П. Кубы. Товарищ Каррильо, проезжая через Гавану, заявил, что сообщение о признании К.П. Кубы придет в Мексику с дипломатической почтой. Однако К.П. остается изолированной. Мы столкнулись с теми же трудностями в отношении переписки с К.П. Северной Америки.

При проезде через Гавану товарища Бандераса[21] ему был задан вопрос о признании кубинской К.П. и он заявил, что кубинская партия наделала массу нелепостей, а исключением Мельи совершила самоубийство. Поскольку кубинская партия не могла разделить это мнение и покорно согласиться на возвращение исключенного из нее члена, который не только ничего не сделал для того, чтобы вернуть себе доверие товарищей на Кубе,  но и организовал и настойчиво вел систематическую кампанию против кубинской К.П., саботируя наиболее важные направления деятельности К.П., такие как антиимпериалистическая работа, партия приняла решение послать своего представителя в секретариат [Коминтерна], чтобы сообщить о неподобающем поведении мексиканской К.П.

Кубинская партия, являющаяся партией в типичной полуколониальной стране, полагает, что существует необходимость ее решительной поддержки со стороны партии страны, которую можно рассматривать как метрополию, то есть Соединенных Штатов, ввиду большой политической и экономической зависимости Кубы от этой страны. Вот почему партия просит секретариат сообщить ей, считает ли тот возможным принять во внимание и удовлетворить это желание.

 

Москва, 31 декабря 1926.

 

Аутомайор[22]

Фонд 495, опись 105, дело 1, лист 40-41. Машинописный текст на французском языке, копия, вверху имеются рукописные пометки: Duncan и 1926 (1).

 

 

№8

[Письмо ЦК КПМ Латинскому Секретариату Коминтерна]

 

Partido Comunista de Mexico

Seccion Mexicana de la Internacional Comunista

 

Comite Central Ejecutivo

Secretaria

Apartado Postal 2031                                                                                    Mexico, D.F.

Oficinas

Misiones 54

 

14-го июня 1928 г.

 

Латинскому Секретариату Коминтерна,

Москва, С.С.С.Р.

 

Дорогие товарищи:

Настоящий ЦК несколько раз получал сообщения о недоверии партии товарищу Хулио Антонио Мелье (Хуан Хосе Мартинес или же Куатемок Сапата), теперь и конкретные обвинения того в троцкизме и в том, что он оставил мексиканскую Коммунистическую партию для поездки в Соединенные Штаты без необходимого в таких случаях разрешения, о существовании документов против него – эти обвинения были выдвинуты для предотвращения его избрания в Президиум К.И.П.[23]; ЦК мексиканской КП единодушно постановляет следующее.

 Первое – в КП Мексики нет раскола, и тем более, троцкизма. У нас нет фракционной борьбы и мы не считаем возможным ее начала ввиду партийной дисциплины и ее развития.

Что касается  того, что вопрос о троцкизме не был подробно обсужден тогда, когда это было необходимо, то есть во время высылок и заявлений буржуазной прессы, то мы указываем, что товарищ Мелья был выступающим от ЦК, очерчивая позицию партии по данному вопросу. Помимо этого, на партийной конференции этот же товарищ подготовил тезисы по вопросу о троцкизме в СССР и Интернационале.

Во-вторых – товарищ Мелья отправился в США с согласия ЦК для решения проблем, касающихся революционного движения Националистов на Кубе, направившего делегацию в Нью-Йорк. Когда в Мексике начался мятеж, Мелья немедленно связался с нами по телеграфу, предлагая свое немедленное возвращение в случае необходимости, однако ЦК решил не отзывать его, так как мятеж оказался недолговечным. По возвращении в Мексику он проинформировал партию о своей деятельности.

В-третьих – если документы против Мельи действительно существуют, как публично заявил один из коминтерновских товарищей на официальном заседании, эти документы должны быть доведены до сведения мексиканской партии – в целях информации и проведения надлежащего расследования. Поскольку это не делается, нам не представляется возможным поверить в подлинность указанных документов. (1)

Все эти разъяснения делаются с учетом того, что товарищ Мелья в настоящее время замещает генерального секретаря партии и любые сомнения в отношении указанных пунктов были бы кране печальны.

Трудящиеся всего мира, объединяйтесь!

За ЦК КПМ

Секретарь по организации и агитпропу

Хулио Рамирес[24]

 (1) Это обвинение, согласно отчету делегата т. Давида Сикейроса[25], было выдвинуто т. Кодовильей[26], а некоторые более ранние обвинения – и т. Мартинесом[27] на заседаниях коммунистической фракции, где обсуждались назначения в Президиум К.И.П. и Бюро в Монтевидео.

 

Фонд 495, опись 108, дело 84, лист 42. Машинописный текст на английском языке на бланке КПМ, подлинник, подпись – автограф. Имеется рукописная пометка: Copy for the W.C.P [Копия – Р.К.П. (Рабочей Коммунистической партии Америки). – В.Х., Л.Х.]

 

№9

[Письмо ЦК КПК Центральному Исполнительному Комитету Коминтерна]

 

Коммунистическая партия Кубы

Центральный Исполнительный Комитет              Гавана, 29 мая 1927 г.

 

Центральному Исполнительному Комитету Коммунистического Интернационала

копии Латиноамериканскому Секретариату К.И.

 - ‘’ -    Центральному Комитету К.П. Мексики

 - ‘’ -    т.Хулио А.Мелье

 

Товарищ:

Мы получили резолюцию [Коммунистического] Интернационала по кубинскому вопросу, содержащую решение по «делу Мельи». Данная резолюция указывает нам пересмотреть утвержденный нами приговор партийного суда от 10-13 января 1926 г.

Центральный Исполнительный Комитет вновь изучил данное дело и

ПРИНИМАЯ ВО ВНИМАНИЕ, что Ц.И.К. Коммунистической партии Кубы, рассматривая деятельность т.Хулио А.Мельи, руководствовался исключительно мотивами и целями сохранения престижа и дисциплины новорожденной [Коммунистической] партии Кубы; учитывая гарантии со стороны К.И. – высшей инстанции, которой мы подчинены – в том, что поступки, совершенные т.Хулио А.Мельей или что-либо подобное не будут допущены;  видя, что указанный товарищ исправил, по крайней мере, в значительной степени, свою недисциплинированность, свой образ мысли и деятельности; и, наконец, помня о том, что мы обязаны подчиняться высшим инстанциям партии,

ПОСТАНОВИЛ: разрешить т.Хулио А.Мелье вновь вступить в Коммунистическую партию Кубы (секция Коммунистического Интернационала), восстановив его во всех правах и обязанностях члена партии, указав, что при повторении подобных проступков каким-либо из товарищей Ц.И.К. примет дисциплинарные меры, предусмотренные уставом партии, отношениями с Коммунистическим Интернационалом и братскими партиями и имевшими там место прецедентами.

За Центральный Исполнительный Комитет

Г.Кортина[28]

Генеральный Секретарь

 

Фонд 495, опись 105, дело 8, лист 13. Машинописный текст на испанском языке, подлинник. Внизу имеется печать КПК (секции КИ). Подпись – автограф.

 

В случае отсутствия у документов названия, они озаглавлены публикаторами. Во всех публикуемых документах сохранены особенности пунктуации и орфографии.

 

Публикация В.Л.Хейфеца и Л.С.Хейфеца