Иной точки зрения придерживалось руководство КПМ и сотрудники Коминтерна, которые следили за ситуацией на Кубе. С.С.Пестковский («Бандерас») (первый полпред СССР в Мексике, а затем ответственный за латиноамериканское движение в Крестинтерне), лично знавший Мелью, находясь на Кубе проездом на родину в 1926 г., предупредил, что компартия «исключением Мельи совершает самоубийство».9 Мексиканские коммунисты, прекрасно осознавшие возможности использования потенциала личности Мельи для расширения влияния партии в антиимпериалистическом движении давали возможность кубинскому изгнаннику самореализоваться на все 100% и не боялись отстаивать Мелью не только перед исключившей его кубинской партии, но и перед руководством Коминтерна.
Лишь 29 мая 1927 г. ЦИК КПК сообщил в ИККИ, Латиноамериканский секретариат Коминтерна, КПМ и Мелье об отмене решения партийного суда и принятии вновь в партию Х.А.Мельи с «восстановлением его во всех правах и обязанностях». Сделано это было под давлением, после получения резолюции Коминтерна по кубинскому вопросу, с многозначительной ремаркой: «мы должны подчиняться высшим для партии инстанциям» и предупреждением в адрес Мельи, что если подобная ситуация повторится, партия прибегнет к мерам, предусмотренным уставом. Следует при этом отметить, что и резолюция ИККИ, отмечающая явно сектантскую позицию руководства КПК, тем не менее воспроизводит практически все обвинения, выдвинутые партией против Мельи, демонстрируя таким образом возможность компромисса, позволяющего сохранить лицо лидерам партии при возвращении молодого вождя в партию, и показывая Мелье границы его самостоятельности в рамках внутрипартийной и интернациональной дисциплины.
В связи с этим необходимо обратить внимание на одно не связанное напрямую с сутью дела Мельи, но чрезвычайно важное для понимания истории существования всемирной компартии в двадцатые годы, обстоятельство. Несмотря на всю жесткость интернациональной коммунистической дисциплины, на которую, кстати, ссылаются кубинские коммунисты, и компартия Кубы позволяет не соглашаться с позицией более опытной компартии Мексики, и мексиканские коммунистические вожди указывают на ошибочность позиции работников аппарата Коминтерна в Москве. Было бы несправедливым не заметить этого духа полемики по принципиальным вопросам, который в то время еще был присущ Коминтерну.
К моменту партийной реабилитации Мелья вернулся из Брюсселя, где представлял на Всемирном антиимпериалистическом конгрессе Национальную крестьянскую лигу Мексики, Всеамериканскую антиимпериалистическую лигу (континентальный оргкомитет, мексиканскую, панамскую и сальвадорскую секции). Побывал он и в СССР, где вместе с секретарём ЦИК КПК Анхелем Сотомайором информировал ИККИ о подготовке националистами восстания на Кубе и просил руководство всемирной компартии определить отношение к участию в нём коммунистов. Видимо, личное знакомство с Мельей людей, определявших политику Коминтерна в регионе (в частности, возглавлявшего Латинский секретариат швейцарца Жюля Эмбер-Дро), повлияло на содержание кубинской резолюции, вынудившей руководство КПК смириться с его возвращением в партию. Очевидно, не последнюю роль сыграл в подготовке такого решения и Станислав Пестковский, встретившийся со своим молодым кубинским другом в СССР.
Полуторагодичное противостояние КПК с КПМ и Коминтерном по делу Мельи завершилось победой здравого смысла. Причиной конфликта, едва не погубившего юную и немногочисленную партию, несомненно, было опасение коллег Мельи по партийному руководству, что интеллект и темперамент студенческого вожака, его харизма приведут к росту его влияния. Они, очевидно, искренне считали, что оберегают партию от тлетворного «непролетарского» влияния.
Возвращение Мельи в КПК привело к тому, что в ней резко усилилось влияние его соратников Х.Виво, Р.Мартинеса Вильены, Л.Фернандеса Санчеса и других; способствовало утверждению в конечном итоге стратегической линии на создание многочисленных организаций, находившихся под влиянием коммунистов, но обладавших определённой автономией; вовлечение через них в коммунистическое движение Кубы представителей различных социальных слоёв и, в первую очередь, интеллектуальной элиты, поддерживавшей тесные связи с рабочим движением. Именно этот путь позволил КПК из маленькой группы вырасти в массовую политическую силу, оказывавшую до победы революции Ф.Кастро серьёзное воздействие на политическую жизнь страны и в значительной мере подготовившей успех этой революции идейно и организационно.
Сегодня даже трудно представить, что роль Хулио Антонио Мельи в истории компартии Кубы могла бы быть совершенно иной, если бы люди, имена которых даже для историков мало что говорят (или даже и вовсе неизвестны), смогли настоять в далекие двадцатые годы на своем и оставить Мелью вне рядов коммунистического движения, если бы руководителям компартии Мексики и тем людям в Коминтерне, которые занимались латиноамериканскими делами, не хватило прозорливости и настойчивости, чтобы отстоять этого молодого лидера от необоснованных нападок.
В общем-то, имеется достаточно оснований предположить, что политическая карьера самого Мельи в этом случае оказалась бы весьма схожей с карьерой перуанца В.Р.Айя де ла Торре (антиподом которого он изображается в марксистской историографии). Гораздо интереснее (хотя и говорят, что история не знает сослагательного наклонения) задуматься над тем, как бы пошло развитие коммунистического движения Кубы без Мельи, если бы тот, оставшись вне рядов компартии, под влиянием личной обиды присоединился бы к какой-либо другой леворадикальной группировке, или и вовсе отошел от политической деятельности: произошла бы ли Августовская революция 1933 г., в которой значительную роль сыграла компартия, руководствовавшаяся в своей деятельности идеями Мельи, да и появился бы феномен Фиделя Кастро и революции 1959 г.
---------------
1 El Machete (Mexico). 1933. 20 de Enero.
2 Padron P.L. Julio Antonio Mella y el movimiento obrero. La Habana, 1980. P.138-154.
3 РЦХИДНИ, ф. 495, оп.105, д. 2, л.13
4 Там же, д. 1, л. 40
5 Там же, д. 2, л. 22
6 Там же, д.1, л. 41
7 Там же, д.2, л. 23
8 Там же, л. 45
9 Там же, д.1, л.41
